«Я люблю их по-разному»: одинаковой любви к детям не бывает

«Я люблю их по-разному»: одинаковой любви к детям не бывает

Мама троих детей, Катерина Антонова, рассказала нам, зачем она любит своих детей неодинаково и почему это в принципе невозможно.

Одна из самых странных для меня фраз звучит так: «Я люблю всех своих детей одинаково».

Я никогда ее не понимала, потому что у меня не так.

Когда родились мои дочери-близняшки, я сразу поняла, что никакой одинаковой любви к ним у меня не будет.

Они вели себя по-разному. По-разному реагировали на меня, мои действия, мой голос, мои прикосновения. Развивались не одинаково. При этом обе мои близняшки — девочки здоровые, но они сразу, с первого дня их жизни, стали жить каждая по-своему. Начать с того, что Маша орала с первого вдоха как резанная. А Лида даже не проснулась, когда ее достали из меня. Так мы с ним сразу поняли, что они очень непохожие, наши однояйцевые близнецы.

Маша засыпала быстрее, Лида — медленнее.

Маша больше кричала, Лида — больше улыбалась.

Маша все время нападала, а Лида всегда старалась уклониться от конфликта.

Я очень удивлялась, когда мне говорили: «Но ты же любишь их одинаково?!». Конечно, нет.

В Лиде, например, меня безумно раздражает, когда она ноет, а в Маше — когда она истерит. Зато Лида трогает меня до глубины души — до ощущения горячего кипятка в груди — до слез — тем, что подбегает и с размаху обнимает меня, когда я прихожу с работы, а Маша веселит меня ужасно, когда она передразнивает Борьку или просто кривляется. Она делает это уморительно смешно.

Борьку я тем более люблю иначе.

Во-первых, он мальчик.

Как можно мальчика и девочку любить одинаково? Как можно к мужчине и женщине относиться одинаково? Ведь все отличается: запах, повадки, реакции, способ воспринимать мир и реагировать на него.

Во-вторых, он младший.

То есть к моменту его рождения я уже представляла себе, что такое новорожденный младенец. У меня уже был опыт ухода и общения с первыми детьми, с которыми я очень боялась сделать что-то не то, да и просто два с половиной года смертельно хотела спать. И получив Борьку, который спал и ел, и снова ел и спал, и никаких воплей, и никаких соплей, и никаких проблем с зубками, и никаких сложностей с животиком и коликами — так вот, получив после довольно беспокойных близнецов очень мирного Борьку, я с ним чувствовала себя намного спокойнее, чем с первыми детьми. Это тоже влияло на мою к нему любовь, на то, какой она вырастает.

Дальше — больше.

Выяснилось, что общение с Борькой складывается совершенно иначе, чем общение с девочками. Потому что сам Борька — другой.

Например, он знает все свои машинки наперечет. А Лида уже через пару дней не узнает только что, казалось бы, подаренную ей куклу. А Маша и вовсе сразу забросит свою куклу за шкаф, и начнет отбирать ту, что у Лиды.

На катке Маша будет самозабвенно выписывать пируэты и не обращать ни малейшего внимания на свои падения (часто — довольно болезненные), Лида почти сразу станет ныть, что лёд не тот, погода не та и вообще ботинок плохо зашнурован, а Борька просто сядет в сугроб и начнет рыть себе пещеру.

Дома же Борька пойдет мыть руки сразу, Лида — после одного напоминания, а Маша ужом вывернется, но рук не помоет.

Это мои дети, все трое. И они настолько непохожи друг на друга, что я действительно не понимаю, как их можно любить одинаково? И, главное, зачем?

Зачем врать себе и им, что я люблю их каким-то одним, абстрактным, всех уравнивающим чувством какой-то неведомой мне одинаковой любви?

Ведь я люблю их совершенно разными, в разные цвета раскрашенными, по-разному звучащими любовями?

Моя любовь к Лиде — яркая, яростная, уважительная, громкая, оранжевая. В Лиде я всегда уверена, она моя помощница, мой друг, я могу на нее опереться. Она настолько похожа на меня, что иногда мне даже странно, что я должна ей что-то объяснять. Я ее уже сейчас, в ее девять лет, воспринимаю как очень взрослого человека.

Моя любовь к Маше — тихая, восхищенная, заинтересованная и чуть настороженная, вся — вполголоса, и почему-то голубая. С Машей здорово веселиться, тратить деньги, шептаться, она все время меня удивляет, моя Маша. И я никогда не знаю, что ей придет в голову в следующую минуту. На что она обидится или разозлится. Зато почти всегда знаю, чем ее обрадовать.

Моя любовь к Борьке — нежная, горячая, спокойная и огромная как океан или небо.

И я с каждым из детей — другая, я меняюсь в зависимости от того, с кем я сейчас общаюсь. С Борькой я мягче и нежнее. С Лидой — проще и откровеннее. С Машей — тише и внимательнее.

Это — три разных чувства к трем разным людям, которым довелось родиться моими детьми.

С каждым из которых у меня складываются свои, отдельные, а не общие на всех отношения. И невозможно подогнать их под одну гребенку «одинаковой любви ко всем детям» — для того, якобы, чтобы им не было обидно, чтобы не было ревности, чтобы никого не выделять.

Наоборот — я стараюсь выделять каждого из детей (их не так много у меня — всего трое!), с каждым из них строить свои, отдельные отношения, — чтобы каждый из них чувствовал себя не таким же любимым, как брат и сестра, а самым любимым.

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями на Facebook: